Люцерн

Элегантная публика всё так же живописно в свете огней стояла на балконах и в окнах, блестя богатыми одеждами; некоторые умеренно-приличным голосом разговаривали между собой, очевидно, про певца, который с вытянутой рукой стоял перед ними, другие внимательно, с любопытством смотрели вниз на эту маленькую черную фигурку, на одном балконе послышался звучный и веселый смех молодой девушки. 

В толпе внизу громче и громче слышался говор и посмеиванье. 
Певец в третий раз повторил свою фразу, но еще слабейшим голосом, и даже не докончил ее, и снова вытянул руку с фуражкой, но тотчас же и опустил ее. 
И во второй раз из этих сотни блестяще-одетых людей, столпившихся слушать его, ни один не бросил ему копейки. 
Толпа безжалостно захохотала. 
Маленький певец, как мне показалось, сделался еще меньше, взял в другую руку гитару, поднял над головой фуражку и сказал: «Милостивые государи и государыни, благодарю вас и желаю вам спокойной ночи», и надел фуражку. 
Толпа загоготала от радостного смеха. 
С балконов стали понемногу скрываться красивые мужчины и дамы, спокойно разговаривая между собою. 
На бульваре снова возобновилось гулянье. 
Молчаливая во время пения, улица снова оживилась, несколько человек только, не подходя к нему, смотрели издалека на певца и смеялись.

_______________________________________________________________________

Из рассказа Льва Николаевича Толстого «Люцерн»